Запели петухи за околицей, видно к дождю.

Уж надоел, длинновязый, ничего как следует не сделать. Ни постирать, ни за дровами. Кому охота мокнуть? Да и хлеб ещё не весь убрали. Ночью шёл, вчера тоже полдня, да и неделю до этого. Сегодня видела ребята поутру за грибами пошли. Наберут ли чего, не знаю, но сыростью прихватит. Пострелята из худой избы простудятся. Опять их мамка ко мне прибежит, мол, дай травок, простуду гнать. Соседка Малаша зайти обещала к вечеру, я ей притирку сосновую обещала дать. У неё муж спиной мается, вот я и приготовила. У кого живот прихватит, кто ожгётся, кто остудится, кто поранится, все ко мне. Из большой избы молодица по темну бегает, отвар для мужской силы берёт. Ясно, что хозяину, только вот с хозяйкой ли он его использует, иль с самой молодицей, не ведаю. Она со мной подружиться пыталась, только лицо у неё лисье, не верю я ей.
Раньше то все к моей мамке бегали, а теперь слегла она и ко мне потихоньку ходить стали. Лечу я её и так и эдак пробовала, да только сама она уйти хочет, вот и не помогают ей мои старания.
Отца у меня нет, да и быть не должно. Такова уж наша доля ведьмовская, без мужа детей рожать, от заезжего молодца или от чужого мужа. Мы ведьмы взрослеем раньше других, потому что многое нам ведомо, многое дано. Но и не дано многое из того, что счастливит обычных людей.
Нас и любят за то, что лечим и боятся за то, что знаем более других. И живём мы на отшибе. Парни да девки на посиделки вечерами ходят, да меня ни разу не позвали. И на праздниках сторонятся нас, как зачумлённых. И приходится мне вечера да праздники одной коротать, потому как мама редко в здравом смысле, уж и меня порой не узнаёт.
-Передариша, - послышался её слабый голос, и я поспешила в дом. Притворила скрипучую дверь и несколько мгновений осваивалась с полумраком в горнице. Только не торопиться, незачем её волновать.
-Чую холодом потянуло, затопила бы печь, дочка, - попросила мама.
-Хорошо, мам. Как ты себя чувствуешь? – я подошла к кровати и поправила одеяло, приподняла подушку, чтобы лучше было видно.
Она тихонько засмеялась, и тут же у ней заклокотало, захрипело в груди. Она раскашлялась. Я обнимала её за плечи, вытирала мокроту с губ, а сердце моё мучительно сжималось от жалости. Глядя на эту худую, морщинистую старушку, бледную, седую, немощную, нельзя было поверить, что ещё год назад она была стройной черноволосой красавицей. На неё заглядывались все окрестные мужики.
Откашлявшись, она в изнеможении откинулась на подушку. В глубоко запавших глазах светилась улыбка, но смеяться она больше не решилась.
Можете посмотреть мои фотографии вот здесь.